«Верили в светлое будущее»
Текст: Варя Григорьева
50-летняя ретроспектива развития цензуры в стране: вторая часть интервью с правозащитником, режиссером и журналистом Алексеем Симоновым. О том, как появился «Фонд защиты гласности», о смерти Анны Политковской, бойкоте центральному телевидению и почему журналистика как поступок вымерла.
В предыдущей части интервью с Алексеем Кирилловичем мы обсуждали свободу слова с начала его карьеры в кинематографе до развала СССР. В этой – мы затронем время с момента открытия «Фонда защиты гласности» по сегодняшний день.
– В 1991 году появился «Фонд защиты гласности», как вы в него попали? Как вы пришли к защите свободы слова?
– В 1991 году появился «Фонд защиты гласности», как вы в него попали? Как вы пришли к защите свободы слова?
Все события были перевраны
– В 1991 произошли некоторые события в Прибалтике – Эстония и Латвия пытались объединиться путем парламентаризма и народного гнева. А латыши пытались бороться своими путями, поэтому малой кровью не обошлось, в Риге погибло много журналистов. Но наше телевидение повело себя отвратительно – все события были перевраны, а там целых сто сорок человек погибло! И танки были, и чего только не было. Наши солдаты захватили телецентр, сидели там. Туда послали журналистов – написать о том, как их пытаются выжить проклятые литовцы, которые решили захватить их собственный телецентр, а они гордо сидят и ждут поддержки русских солдат. Поехал Саша Невзоров. Он привез нечто чудовищное, под названием «Наши». Так называемый «документальный» фильм, воспевающий лояльность советской власти. От документального там, кстати, только название – фильм был жестоко раскритикован, и правильно.
Тогда мы, союз кинематографистов, объявили бойкот центральному телевидению. Глупее ничего придумать нельзя –
картины нам наши не принадлежали. Все, что можно было сделать – это прокричать «Я запрещаю показывать мои картины!», но, на самом деле, я не имею права ничего запретить. Собственность на фильмы у того, кто давал на них деньги, то есть, у государства. Хорошо, что пленум длился всего на два дня: на первый день мы придумали бойкот, а на второй подумали, что хорошо было бы, если бы к нам присоединились люди, которые работают на телевидении, и это начнет обретать какой-то смысл. Но тогда они потеряют работу, а значит, нам нужны будут деньги, чтобы какое-то время их содержать, ведь мы верили в светлое будущее. Так мы и создали «Фонд защиты гласности». К бойкоту не присоединился ни один телевизионщик. Зато к нам присоединились другие влиятельные люди – балетные, эстрадные; фонд быстро набрал денег. Вот он и продолжает существовать по сей день.
– Чем занимался Фонд на протяжении всего этого времени?
– Защищали права СМИ! Вытаскивали журналистов из-за решеток, материально помогали семьям погибших и попавших в критические ситуации работников сферы, издавали различные бесплатные печатные материалы о проблемах журналистики. В общем, делали все, что было в наши силах, и продолжаем делать. Мне кажется, получается у нас отнюдь не плохо!
– Защищали права СМИ! Вытаскивали журналистов из-за решеток, материально помогали семьям погибших и попавших в критические ситуации работников сферы, издавали различные бесплатные печатные материалы о проблемах журналистики. В общем, делали все, что было в наши силах, и продолжаем делать. Мне кажется, получается у нас отнюдь не плохо!
– Расскажите про премию «Журналистика как поступок». Как она вообще появилась?
Верность своим моральным и гражданским принципам
– Журналистика как поступок – это не только про верность профессии, это также про верность своим моральным и гражданским принципам, которые отстаиваются журналистскими методами. Но четыре года назад премия, к сожалению, перестала существовать, так как профессия стала увядать. Но журналистика – это все еще поле, нуждающееся в поступках. К сожалению, поступки стали очень редкими. К еще большему сожалению, поступком стало принесение в жертву собственную жизнь. Раз дали премию погибшему журналисту, два дали... Никуда не годится! Не надо давать премию погибшим журналистам, не надо! Это другая история. Журналист хорош, если остался жив. Ведь если он погиб, то не сделал главного, не вспомнил свою журналистку функцию – не донес материал до редакции. Да, такие люди достойны памяти, памятника, но они – не образец журналистики.
(В какой-какой-то момент разговор зашел о победителях премии, среди них – знаменитая журналистка в сфере политических расследований, Анне Политковской. Симонов знал ее лично, они были хорошими приятелями. Режиссер поднимал эту тему нехотя, но тут в разговор включилась его жена).
(В какой-какой-то момент разговор зашел о победителях премии, среди них – знаменитая журналистка в сфере политических расследований, Анне Политковской. Симонов знал ее лично, они были хорошими приятелями. Режиссер поднимал эту тему нехотя, но тут в разговор включилась его жена).
Тогда была уже с охраной
– Алеша, а помнишь, как Аня к нам приезжала? За пару месяцев до трагедии? Анна Степановна тогда была уже с охраной, даже за порог не прошла.
Она была жутко напугана, хотела посоветоваться с Алексеем Кирилловичем, говорила, что чувствует слежку. За ней круглыми сутками следили.
Чуть позже от крестной дочери Галины Ивановны я узнаю, что Политковская действительно приезжала тогда за помощью, но даже столь влиятельный человек как Симонов не смог ничего сделать. Через некоторое время ее застрелили в собственном подъезде, Алексей Кириллович до сих пор чувствует свою вину.
Разговор о Политковской быстро замялся, мы перешли на другую тему.
– А почему премия перестала существовать?
– Я же говорю, поступки стали редеть. В какой-то момент мы набрали всего 40 конкурсных работ, решили подождать год, и дальше не пошло. Цензура ужесточается, появляется страх. «Ну вот сделаю я сейчас что-то выдающееся, а есть ли у меня уверенность, что меня после этого не посадят?». И дело далеко не только в цензуре, дело в принципе в отсутствии безопасной среды. А уверен ли я, что какие-либо криминальные отрасли не покрываются властью? А уверен ли я, что если, допустим, я сделаю сейчас расследование, к примеру, про преступную группировку, то государство меня защитит? Нет!
Разговор о Политковской быстро замялся, мы перешли на другую тему.
– А почему премия перестала существовать?
– Я же говорю, поступки стали редеть. В какой-то момент мы набрали всего 40 конкурсных работ, решили подождать год, и дальше не пошло. Цензура ужесточается, появляется страх. «Ну вот сделаю я сейчас что-то выдающееся, а есть ли у меня уверенность, что меня после этого не посадят?». И дело далеко не только в цензуре, дело в принципе в отсутствии безопасной среды. А уверен ли я, что какие-либо криминальные отрасли не покрываются властью? А уверен ли я, что если, допустим, я сделаю сейчас расследование, к примеру, про преступную группировку, то государство меня защитит? Нет!
Более того, я скорее уверен в том, что государство сделает все возможное, чтобы меня устранить.
Журналистика увядает, это факт. Журналистика как поступок не просто скатывается, а вымирает. Оттого и премию закрыли.
Перестала существовать, кстати, не только она. Очень долгое время мы проводили школы журналистских расследований – собиралось всегда много народу, приезжали лучшие преподаватели. Продолжалось все это дело, пока все – и учителя, и обучаемые – не стали получать по шапке за участие. Инициатива наказуема.
Когда больше народу будет понимать, ни один режим не устоит
– С каждым годом нам все больше закручивают гайки. Возможно ли бороться с этим?
– Конечно, возможно! Боритесь! Используйте все ресурсы, ищите способы обходить закон – все в ваших руках! В руках молодого поколения. Что с меня взять, я уже слишком старый (смеется). Самая большая проблема в том, что слишком маленький процент населения готов на это, но с каждым годом число борющихся растет. Хорошо, если бы росло побыстрее, конечно... Уж очень хочу застать свободную журналистику в нашей стране! Поэтому начинать надо, понятно дело, с агитации. Когда больше народу будет понимать в какой невероятно трагичной ситуации мы оказались, я бы даже сказал, в каком дерьме мы живем, ни один режим не устоит.
– Конечно, возможно! Боритесь! Используйте все ресурсы, ищите способы обходить закон – все в ваших руках! В руках молодого поколения. Что с меня взять, я уже слишком старый (смеется). Самая большая проблема в том, что слишком маленький процент населения готов на это, но с каждым годом число борющихся растет. Хорошо, если бы росло побыстрее, конечно... Уж очень хочу застать свободную журналистику в нашей стране! Поэтому начинать надо, понятно дело, с агитации. Когда больше народу будет понимать в какой невероятно трагичной ситуации мы оказались, я бы даже сказал, в каком дерьме мы живем, ни один режим не устоит.
На этой ноте наше интервью подошло к концу. Я попрощалась с хозяевами квартиры и направилась к двери. Галина Ивановна протянула мне что-то сладкое с собой и посоветовала одеваться теплее. Я вышла в четким ощущением того, что нужно что-то менять и это может получиться. Главное верить, не опускать руки и пытаться. А еще, не допускать ошибок прошлого – образовывать нацию, грамотно объяснять, что хорошо, что плохо, не пренебрегать этикой, не бояться высказывать свое мнение. Ведь если нас много – мы сила. Алексей Кириллович, «Поэма о Родине» обещает сделать все возможное, чтобы вы застали лучшие времена. Дорогие читатели, как всегда призываем вас нам в этом помочь.
